ГОЛОВНИЙ СТАРШИНА ТАНКОВОГО БАТАЛЬЙОНУ ОЛЕКСАНДР ЧАПКІН: “ЕМОЦІЙ БУЛО – НЕ ПЕРЕДАТИ, КОЛИ НАШ ТАНК ПІДБИВ ВЕЖУ З СЕПАРАТИСТАМИ, І ВОНА ЗВАЛИЛАСЯ”
ОЛЕКСАНДР ЧАПКІН – ГОЛОВНИЙ СТАРШИНА ТАНКОВОГО БАТАЛЬЙОНУ 93 ОМБр, ОДИН З ПІДОПІЧНИХ ПРОЕКТУ УЄП “ДОПОМАГАЄМО УКРАЇНІ РАЗОМ”
Відтягнувши один танк, ми поїхали рятувати другий. Заїхали з боку Мурашника, проривалися боєм. Хлопці з терміналу намагалися нас прикривати, але що вони можуть прикрити, якщо, припустимо, ПТКР полетів у наш бік або арта лупить. Доїхали до танка Адама, я виліз, підвів механіка до корми, швидко разом із Межевікіним закинули трос. У нього залишалося заряду акумулятора якраз на пару пострілів, а по танку весь час намагалися влучити сепари, поки він стояв. Зрештою, коли ми евакуювали машину, вийшла цікава картина: ми тягнемо повернений до нас задом танк, самі відстрілюємося попереду, а вони відстрілюються ззаду. І все це в диму від димових гранат, які ми накидали, щоб замаскуватися.
У меня позывной Чапа, а вот в школе все Чапкиным называли, да и мама, когда со школы приходил, тоже “Чапкин” говорила. Она меня одна воспитывала. Я одессит. Сейчас служу на контракте в должности главного сержанта танкового батальона.
ЧТО ЖЕ НА САМОМ ДЕЛЕ ПРОИСХОДИТ НА ВОСТОКЕ, МЫ СО ВРЕМЕНЕМ ПОНЯЛИ ПО СЛОВАМ РОДСТВЕННИКОВ
В срочную армию призвался 25 апреля 13-го года – фактически сразу после школы. Попал в “Десну”. Распределили меня в 93 бригаду на должность оператора-наводчика танка Т-64.
Когда мы попали в Черкасское (место дислокации 93 бригады) Днепропетровской области, то большинство ребят у нас были кто из Крыма, кто из Донецка, Луганска. В те края всего пару человек попали из Одессы.
Воевать нас на срочке толком не учили, поэтому, кто сам хотел, проявлял активность и получал какие-то знания. Я был тоже из таких, поскольку меня готовили только как наводчика, я сам вникал в остальные профессии – механика, командира.
В первых числах марта 14-го года мы выехали в Луганск на границу с Россией. Я был тогда наводчиком танка в первом взводе первой роты 93 бригады, со мной был механик и командир. Там мы простояли до июля.
В апреле крымских ребят, которые проходили с нами службу, отправили в Крым, а на их место пришли мобилизованные. Ими полностью укомплектовали бригаду, поэтому мы были вне штата, но все равно стояли на границе.
Перед выездом нам сказали, что мы – танки, БМП и две роты пехоты едем на учения. Сначала, оно так и было, правда, ничему нас там не учили. Но подозрения, что что-то происходит на востоке, запали еще тогда, когда мы только добрались в Ольховое в Луганской области. Нам не дало разгрузиться местное население. И мы оттуда отправились в Купянск, город в Харьковской области, там мы успели свезти технику с платформы, но во дворе промзоны, где мы выгрузились, нас заперли местные – закрыли ворота.
Когда мы задавали вопросы командирам, что происходит, им нечего было ответить, потому что сами ничего не знали. Но в итоге мы загрузились за ночь, а это небыстрый процесс – танки надо ставить на шпоры (закрепить танк на платформе, – ред.) и нас снова вывезли ближе к Луганску.
Выгрузились в Новоселовке, а оттуда одна рота и танковый взвод поехали на машинах к месту назначения, а мы около 120 км пошли своим ходом. Вышли утром и поздней ночью добрались в районы между поселком Красноармейское и Нянчино.
Что же на самом деле происходит на востоке, мы со временем поняли по словам родственников, которые звонили и рассказывали, как там страшно. А у нас ни телевизоров, ничего нет. Затем было слышно, как вдалеке по ночам начали прилетать “грады”. С нами рядом потом заселились ребята из ПС и третьего полка армейского спецназа, они-то все и начали рассказывать, как наши рубятся в Славянске.
В конце июля нам дали команду: свернуться в течение трех дней и отправиться в ППД (Пункт постоянной дислокации). А за спецназовцами прилетел вертолет, и их отправили в Луганский аэропорт. Как раз в это время нам сообщили, что погиб наш ротный Саша Лавренко – это была первая потеря, которая очень потрясла.
Нас отправили в отпуск. Вернулись первого августа. Тогда срочников начали разгонять по частям. Наша часть была очень боевая, и в ней осталось только пятеро срочников, я в том числе. Мы были инструкторами – обучали мобилизованных. Так решил комбриг, еще когда мы были в Днепропетровске. Потому что все кадровые офицеры были на фронте и кому-то надо было обучать новичков. Вот мы и занялись этим делом, хотя сами толком ничего не умели. Тогда комплектовали колонну роты пехоты и один танковый экипаж в Иловайск, я тоже хотел поехать, но меня не взяли.
В сентябре пришла третья волна мобилизации – я с ними сдружился. Со своим товарищем Ваней обучал этих ребят и пообещал, что поеду с ними в АТО.
Когда я таки поехал и пробыл с ними пару дней в районе Николаевки и Тоненького, офицеров, которые меня взяли с собой выругали за это. Я вернулся, подписал контракт, и сразу поехал к парням. К тому моменту я уже был на должности главного сержанта роты, но остался в звании солдата.
НАШ ТАНК ШЕСТЫМ СНАРЯДОМ ПОПАЛ В БАШНЮ С СЕПАРАТИСТАМИ, И ОНА РУХНУЛА
Первый выезд у меня был вечером 25 ноября. Тогда Женя Межевикин, позывной Адам, собрал мой экипаж и сказал, что я поеду с ним в аэропорт. А я вообще еще на местности не ориентировался. Почему выбрали меня? Потому что я был кадровый – это, во-первых, а во-вторых, я сам просился. У меня был боевой настрой, хотя на то время исполнилось только 19 лет. А тем людям, которые старше меня и отказывались ехать, я заявлял: “Как так, дружище, я тебе обещал приехать – приехал, а ты со мной не хочешь теперь работать?” Этот выезд был назначен на 5 утра, когда темно. Идти с ночником по неизвестной местности – не так просто.
Со мной должен был ехать командир роты, но ему перед выездом стало плохо, и Адам сказал, что я еду сам. Я подумал, что капец – по своей стороне, как наводчик, я все знал, но у меня еще должен сидеть командир, который бы указывал мне цели и командовал. Правда, как только мы проехали до конца села, нас догнал замполит моей роты Игорь Несин и поехал с нами, с тех пор мы часто работали вместе.
Когда мы подобрались ближе к аэропорту, туда как раз вошла колонна 79 бригады, мы должны были их прикрывать. Завязался бой. Со старой пожарной башни, которая стояла ближе к Пескам, колонну сильно “кошмарили” сепары, но мы начали отвечать: Адам вел огонь в сторону терминала, а я в сторону пожарки. Но когда в нашей машине заклинило конвейер – снаряды перестали поступать в канал ствола, мы сделали несколько выстрелов и начали отходить. В этот день мы очень долго катались – Адам провез нас по всем точкам. Заехали еще и в Пески и поработали оттуда, а вечером был разбор полетов.
На следующие утро мы выехали опять. Целью было снести пожарную башню с сепарами. Территория там всегда простреливалась со стороны Жабьего. Адам сказал нам, чтоб мы ложили снаряды по пожарке, а он будет крыть чуть дальше, в другое здание, и параллельно будет нас прикрывать, чтоб из посадки не вылазили сепары. В результате наш танк шестым снарядом попал в башню с сепаратистами, и она рухнула. Эмоций тогда было – не передать. Межевикин кричал нашему экипажу, что мы – красавцы. А я на адреналине дорвался до этого дела и давай еще лупить. После этого мы часто ездили в аэропорт в дубле с Межевикиным.
А когда он уехал на несколько дней, я начал один ездить по разным позициям, помогать ребятам. Сам брал танк, садился вместо механика, потому что мало кто хотел ехать в Пески, где очень насыпали. Мне показали по карте, что, где и как. И многие ребята из “Днепра-1”, ПС, меня хорошо знали.
Когда Адам вернулся, мы снова начали работать вместе. Каждое утро заводили колонну пехоты в район аэропорта – делали людям ротацию. Забирали раненых, погибших. Проломали забор возле метеовышки и там работали. Понятно, что все внимание было на танки, поэтому колонна могла быстро заскочить.
НАШ ЭКИПАЖ ЭВАКУИРОВАЛ ДВА ТАНКА ИЗ-ПОД АЭРОПОРТА
Однажды выехали в очень сильный снегопад, еду на броне – балаклава снегом облипла. Проехали в район Муравейника (одна из позиций в районе Донецкого аэропорта, – ред.), начали работать, отработали, потушили тогда вражеского зенитчика, который стоял в посадке. А на следующий день в моей машине сели аккумуляторы, и Межевикин поехал с еще одним танком – экипажем командира танкового батальона первой танковой бригады Алексом.
Когда мы поменяли аккумуляторы, я связался с Адамом, а он говорит, что они уже свой первый выезд между Опытным и Зенитом отработали, и если мы успеваем подшаманить свою машину, то они ждут нас на 15 блокпосту. Моя машина все равно не завелась, поэтому я взял другой танчик, и мы с парнями поехали к нему, под сильным минометным обстрелом – каждые 5-10 минут прилетало по мине.
План действий был такой: Межевикин, Алекс и я должны были пройти через территорию аэропорта, стать возле Метео и начать работать.
Я своего механика проинструктировал, что любую тряпку, любую бутылку, все, что валяется на дороге, пропускаем между гусениц, потому что там могут быть мины. Но когда мы ехали по объездной, в сторону Муравейника, возле газового распределителя перед нами на фугас наехал танк Алекса. Я сидел на броне и в нашу сторону полетел каток от его танка (опорный каток –элемент гусеничного движителя, – ред.). Экипаж того танка остался жив. В этот момент, услышав взрыв, по нам начали работать вражеские САУшки.
Минут 5 мы вообще не могли высунуться – прилетало возле машины. Когда чуть утихло, Межевикин уехал вперед, а мы начали эвакуацию танка Алекса. Пока мы их оттягивали до безопасного места, Адам вышел на связь и говорит, что его подбили на территории аэропорта возле Метеостанции. И, оттащив один танк, мы поехали спасать второй. Заехали со стороны Муравейника, прорывались боем. Ребята с терминала пытались нас прикрывать, но что они могут прикрыть, если, допустим, ПТУР полетел в нашу сторону или арта лупит. Доехали до танка Адама, я вылез, подвел механика к корме, быстро совместно с Межевикиным закинули трос. У него оставалось заряда аккумулятора как раз на пару выстрелов, а по танку все время пытались попасть сепары, пока он стоял. В результате, когда мы эвакуировали машину, получилась интересная картина: мы тянем повернутый к нам задом танк, сами отстреливаемся впереди, а они отстреливаются сзади. И все это в дыму, от дымовых гранат, которые мы накидали, чтоб замаскироваться. Серега Белый – механик, хорошо отработал, провел машины в сложном месте на участке между плитами и не задел ни одного танчика.
МЕНЯ ПРИНЯЛИ ЗА ЧУЖОГО – С СОБОЙ БЫЛ ТОЛЬКО ТЕЛЕФОН, НО НЕ БЫЛО ДОКУМЕНТОВ
Потом было затишье, 8 января мы отметили мой ДР, а числа 10 снова начались серьезные бои. Сепары полностью отжали старый терминал. Мы выезжали своим экипажем и работали из Песок, нам помогали еще две машины.
Как-то в Тоненькое к нам приехали волонтеры из Харькова – две девушки и двое парней. Они задержались у нас допоздна, а уехать им было не на чем – закончилось топливо. Я только приехал с задания, и по Тоненькому начали мощно крыть. Это было числа 14 или 15 января.
Я нашел им 5 литров солярки. И когда с одним из этих волонтеров мы шли ее заливать, начался обстрел “Градами”. Упали на землю, когда прилетело рядом с нашим домом, осколок кирпича упал на их машину и разбил лобовое стекло. Затем еще пакет “Града” прилетел и стабильно ложились мина за миной. За тот вечер в Тоненьком сгорело 4 или 5 домов. Я бегал посреди ночи по селу, чтоб понять по какой дороге вывезти волонтеров. На одном из участков дороги, где я понял, что может проехать машина, лежал кусок забора. Не знаю, как я тогда его поднял, потому что он был огромный. Я как приехал грязный – чумазый, так и сел к ним в машину. Провез волонтеров до одного КПП, затем до второго. Вывез их на дорогу в дачном поселке, который идет от Орловки и на Водяное, еще метров 200 проехал с ними, дальше они поехали сами.
А когда побежал обратно, на первом же посту меня приняли за чужого – с собой был только телефон, но не было документов. Забежал на первый блокпост, они меня лицом в землю и завели в землянку. Я рассказал им, что я наш танкист и только что вез людей. Послушали и отправили к следующему блокпосту. Поскольку было темно, когда я к нему подошел, пытался фонариком привлечь внимание издалека и кричать, что я свой, чтоб они меня не расстреляли. Выбежал чувак, давай документы спрашивать и тут по иронии судьбы мне звонит моя учительница, которая была на то время в России. Когда он взял у меня телефон, чтоб посмотреть, кто звонит, у меня аж краска по лицу пошла от такого нелепого совпадения. Ясно, что мне не поверили и снова отвели в укрытие для выяснения обстоятельств. Повезло, что там был знакомый дед из разведки – и благодаря тому, что он меня узнал, меня отпустили.
ПО НАМ ОЧЕНЬ ПЛОТНО НАЧАЛА РАБОТАТЬ ВРАЖЕСКАЯ АРТА. ТАКОГО ОБСТРЕЛА НА МОЕЙ ПАМЯТИ ЕЩЕ НЕ БЫЛО.
Вернулся в Тоненькое, а там опять кроют сепары. За ночь уже появились двухсотые. И я с двумя товарищами, один из них медик Рома Бабич, из дома, который сгорел от прямого попадания снаряда, вытаскивали останки двоих людей и собирали их в пакеты. И случаев таких было немало.
На следующий день руководство собрало три экипажа: мой, моего друга Вадима Романюка, позывной Шкрек, и “экипаж Тигров” (танкисты так сами себя прозвали). Нам сообщили, что наших взяли в окружение в новом терминале, помимо нас собрали десантов 79 бригады и пехоту 93-ей, всех тех, кто мог сражаться.
Командование сказало, что надо ехать в аэропорт – прорваться и закрепиться в монастыре. “Тигры” сразу отказались ехать, сказали, что это бессмысленно, и нас всех там положат. Я мотивировал их, что ребят, которые остались в аэропорту, точно так же положат без нашей помощи.
А перед тем, как мы должны были отправиться, к нам заехал второй батальон 93 бригады -11 танков. Мы очень радовались этой поддержке, пока нам не сказали, что эти танки с нами на прорыв не поедут, а подъедут позже. В итоге от прибывшего бата нам дали только пару машин БМП с пехотой.
На задание поехало два танка: мой и Шкрека, а “Тигры” все же остались в Водяном – у них сели аккумуляторы. Мы должны были приехать, пошуметь, пострелять, пока вперед прорвутся наши “бэхи”, а затем вместе с ними заехать в аэропорт.
Но пока мы доехали до поворота на метеостанцию, у Шкрека закипела машина – из газохода пошло пламя. Они остались ее тушить, а мы поехали дальше. Перевалились через плиты на территорию аэропорта – и тут же по нам очень плотно начала работать вражеская арта. Такого обстрела на моей памяти еще не было. Мы заехали на место – и началась перестрелка с сепарами. Но, когда их снаряды ложились все плотнее и ближе к нам, мы дали задний ход и ушли с поля боя. Выходим – ждем, а пехоты нет. И связи у нас тоже нет, потому что между колонной связи не было, кроме телефонной.
Когда мы таки дождались “бэх”, поехали к Шкреку, но его машина не работала.
Поэтому снова сами отправились к аэропорту, на прежнее место. Начали снова лупиться. Потушили вражеский “Утес” в старом терминале. Командир моего танка Игорь Несин с нашего “Утеса” тоже косил неплохо. Но в какой-то момент нам прилетело прямо пред танком и разбило один триплекс (многослойное стекло, – ред), но Андрюха – очень умелый механик вывел нас с поля боя с одним триплексом.
Мы отъехали к метео и снова дождались пехоту. Затем развернулись, поехали назад и только заехали в аэропорт, доехали до второй взлетки, как к нам в лоб прилетела РПГ. У Андрюхи все триплексы разлетелись, его контузило, и из ушей пошла кровь. Ясно, что после такого надо было возвращаться обратно. А наша колонна пошла, рассеялась по территории, но почти всех тогда покосили враги.
Когда мы спустились в сторону объездной дороги, видим, едет колонна 2 бата из 8 танков. Командир роты, который их вел, начал мне кричать, чтоб я поехал с ними и показал, как заехать в аэропорт. Но у нас машина вся побитая, механ контуженный и объясняю ему, что не могу с ними ехать. В итоге они поехали сами – и ни один из 8 танков не заехал в аэропорт. Они потерялись и вернулись обратно. А мы приехали в Тоненькое и снова еле вылезли из машины из-за обстрела.
17 января вместе со вторым батом мы работали в тумане на прорыв в монастырь. Но так и не взяли его, потеряв много людей. Наш танчик подбили, хотя мы тоже неплохо покосили сепаров. Ну а потом 20 числа аэропорт у нас отжали, чуть позже отжали и метеостанцию, остался только Муравейник.
Фото: Вика Ясинская
У МЕНЯ ВСЕГДА БЫЛО ДВА ПРАВИЛА: ЭТО НЕ ТРЕБОВАТЬ ОТ ЛЮДЕЙ ТОГО, ЧТО Я САМ НЕ МОГУ СДЕЛАТЬ, И ДУМАТЬ О СВОИХ
Дальше таких серьезных боев, как были в январе, уже не было. В марте нас вывели в Николаевку. На наше место заехали танкисты из второго батальона, а мы чинили своих “мишек” (танки), потому что очень много машин было подбито.
После Николаевки летом мы вернулись туда же. Бывали такие моменты, когда я выстреливал по 93 снаряда – это 4 конвейера и делал это по очереди из двух машин. На тот момент бои часто велись с закрытых позиций, но наша вторая рота работала прямой наводкой. Тем летом мою машину прозвали “блуждающий мишка”, то есть где захотел, там и появился.
А в августе наступило очередное перемирие. Тогда же я поступил в Одесскую военную академию, но передумал там учиться, так как я не хотел бросать своих ребят с третьей волны мобилизации и думал, что начнется очередное обострение.
Меня наградили орденом “За мужество” III cтепени и орденом “Народный герой Украины”, но почему-то больше никто из достойных ребят моей роты, такие как Вадим Романюк и его экипаж, или, как мой механик Галата Андрей и командир Игорь Несин, не был награжден.
Поначалу я относился к тому, что воюю, как к работе, которую нужно выполнять, но со временем начал понимать, какую порой ответственность на себя брал, отвечая за жизни людей. У меня всегда было два правила – это не требовать от людей того, что я сам не могу сделать, и думать о своих: например, о пехоте, которая всегда менее защищена. А на заданиях мною руководило то, что я всегда старался кому-то помочь и выполнить задачу.
За время пока я служил во второй танковой роте, у нас было только двое погибших в самом начале моей службы. А с тех пор, как я стал главным сержантом роты, не было ни одного погибшего.
За время службы, у меня кардинально поменялись взгляды на начальство и правительство. Я понял, что в наших военных учебных заведениях людей ничему не обучают.
Сейчас я все еще на контракте, но мне бы хотелось заочно поступить в какой-то вуз, чтобы получить высшее образование и стать офицером. Хочу продолжать военную карьеру. Хотя жене и пообещал, что воевать больше не буду, но понимаю, что если пойдут обострения, то не смогу сидеть в тылу; военное дело – это мое призвание. И мне бы очень хотелось что-то изменить в армии, которая устроена по старым принципам. Я очень надеюсь, что внесу какую-то свою частичку в ее развитие.
PS: Этим летом Александр поступил в Киевский национальный университет культуры и искусств по специальности “Музееведение”. На данный момент продолжает вести службу в 93 ОМБр в Луганской области.
Вика Ясинская, “Цензор.НЕТ”
Фото УЄП:
